Келлхус смотрел, как эотский гвардеец махнул своим товарищам, потом подошел к безликому советнику. Советника грубо уволокли прочь.

Что они обнаружат?

В саду императора сегодня произошло не одно, а два столкновения.

Затем красивое лицо Икурея Ксерия III обернулось к Келлхусу. На лице этом отражался гнев и страх.

«Он думает, будто я причастен к предательству его советника. Ему хочется меня арестовать, но он не может придумать повода».

Келлхус обернулся к Найюру, который стоически ждал, глядя на своего обнаженного сородича, прикованного у ног императора.

– Нам нужно уходить отсюда как можно быстрее, – сказал Келлхус. – Тут было сказано слишком много правды.

ГЛАВА 18

АНДИАМИНСКИЕ ВЫСОТЫ

Конец весны, 4111 год Бивня, Момемн

Император Икурей Ксерий III расхаживал взад-вперед, ломая руки. После постыдного провала в саду его непрерывно и неудержимо трясло. Он не покидал пределов своих апартаментов. Конфас и Гаэнкельти, капитан его эотских гвардейцев, молча стояли посреди комнаты и следили за ним. Ксерий приостановился у лакового столика, отхлебнул большой глоток разбавленного анпоя. Облизнул губы и выдохнул:

– Вы его схватили?

– Да, – ответил Гаэнкельти. – Его отвели в подземелья.

– Я должен его видеть!

– Я бы не советовал, о Бог Людей, – осторожно ответил Гаэнкельти.

Ксерий приостановился, пристально уставился на массивного капитана-норсирайца.

– Не советуешь? В чем дело? Или тут замешано колдовство?

– Имперский Сайк утверждает, что нет. Но этот человек… специально обучен.

– Что значит «специально обучен»? Избавьте меня от ваших загадок, Гаэнкельти! Сегодня была унижена империя. Я был унижен!

– Он… его оказалось очень трудно взять. Трое из моих людей погибли. Еще четверо лежат с переломами…

– Да ты шутишь! – воскликнул Конфас. – Он что, был при оружии?

– Нет. Я никогда еще не видел ничего подобного. Если бы не дополнительные стражники, вызванные из-за аудиенции… Я же говорю, он специально обучен.

– Ты хочешь сказать, – спросил Ксерий, и лицо его исказилось от ужаса, – что за все это время, за все эти годы, он без труда мог бы убить… убить меня?!

– Но дядюшка, Скеаос же немыслимо стар! – вмешался Конфас. – Как такое может быть? Должно быть, дело все же в колдовстве.

– Сайк клянется, что колдовство ни при чем, – повторил Гаэнкельти.

– Сайк! – хмыкнул Ксерий и снова потянулся за анпоем. – Нечестивые крысы! Шныряют тут по дворцу взад-вперед. Злоумышляют против меня, все время строят заговоры. Нам нужно подтверждение кого-то независимого.

Он снова сделал большой глоток, поперхнулся, закашлялся.

– Пошлите за кем-нибудь из других школ… За мисунсаями, – продолжал он срывающимся голосом.

– Уже послано, о Бог людей. Но в данном случае я верю Сайку.

Гаэнкельти показал маленький, покрытый рунами шарик, висящий у него на груди, – хору, погибель колдунов.

– Когда его скрутили, я поднес это к его лицу. Он даже не поморщился. На его лице вообще ничего не отразилось.

– Скеаос! – возопил Ксерий, обращаясь к резным потолкам. И снова потянулся за анпоем. – Проклятый, раболепный, хитроумный Скеаос! Шпион? Специально обученный ассасин? Он трясся каждый раз, как я обращался к нему напрямую. Вы это знаете? Дрожал, точно олень. И я говорил себе: «Другие называют меня богом, но Скеаос – о, славный Скеаос, он-то на самом деле понимает, что я божествен! Скеаос – единственный, кто воистину повинуется…» А он все это время вливал мне в уши яд капля за каплей! Распалял мои страсти лживыми словами! О-о, боги проклятия! Я велю содрать с него кожу заживо! Я вытяну правду, даже если придется переломать ему все кости! Он у меня сдохнет под пыткой!

Ксерий с ревом опрокинул злосчастный столик. По мраморному полу разлетелись осколки хрусталя, зазвенело золото.

Император остался стоять молча, тяжело дыша. Мир вокруг звенел и дребезжал, непроницаемый, насмешливый. Повсюду шумели и скалились тени. Разворачивались великие замыслы. Сами боги встали и двинулись в поход – против него.

– А как быть с другим, о Бог Людей? – осмелился спросить Гаэнкельти. – С князем Атритау, который заставил вас заподозрить Скеаоса?

Ксерий обернулся к своему капитану. Глаза у него все еще были дикие.

– Князь Атритау… – повторил он, содрогнувшись при воспоминании о спокойном, непроницаемом лице этого человека.

Шпион… шпион, чье лицо говорит о полном спокойствии. Такая уверенность! А почему бы и нет, если у него в сообщниках – первый советник самого императора? Но больше такому не бывать! Скоро он снова увидится с императором, и тогда в глазах у него будет ужас!

– Следить за ним. Глаз с него не спускать!

Он обернулся к Конфасу, некоторое время всматривался в него. В кои-то веки, похоже, даже его богоподобный племянничек растерялся. Вот за такие мелочные удовольствия придется цепляться всю эту ночь.

– Оставь нас пока что, капитан, – распорядился он, понемногу приходя в себя. – Я доволен твоим поведением. Позаботьтесь о том, чтобы ко мне незамедлительно явились великий магистр Кемемкетри и Токуш. Я желаю побеседовать со своими колдунами и своими шпионами… И с авгурами. Пришли ко мне и Аритмея тоже.

Гаэнкельти преклонил колени, коснулся лбом ковра и вышел.

Оставшись наедине с племянником, Ксерий повернулся к нему спиной и вышел в открытый портик на дальнем конце комнаты. Снаружи уже темнело, и Менеанорское море тяжело вздымалось на фоне серого горизонта.

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – сказал он тому, кто стоял позади него. Тебя интересует, многое ли я говорил Скеаосу. Тебя интересует, знает ли он все то, что знаешь ты.

– Он все время находился при вас, дядюшка. Разве не так?

– Я могу ошибаться, племянник, но я отнюдь не дурак… Однако все это пустые разговоры. Скоро мы узнаем все, что известно Скеаосу. И будем знать, кого следует наказывать.

– А как насчет Священной войны? – осторожно спросил Конфас. – Что будет с нашим договором?

– Наш род, племянник. Прежде всего – наш род… «По крайней мере, так сказала бы твоя бабка». Ксерий повернулся к Конфасу боком, немного поразмыслил.

– Кемемкетри говорил мне, что к Священному воинству присоединился адепт Завета. Вызови его… сам.

– Зачем? Они же глупцы, эти адепты Завета.

– На глупцов можно положиться именно потому, что они глупцы. Их интересы редко пересекаются с твоими собственными. Творятся великие дела, Конфас. Нам нужно знать наверняка.

Конфас вышел, оставив его наедине с темным морем. С вершины Андиаминских Высот было видно далеко, но Ксерию всегда казалось, что недостаточно далеко. Он будет расспрашивать Кемемкетри, великого магистра Имперского Сайка, и Токуша, своего главного шпиона. Наслушается их пререканий, ничего толком от них не узнает. А потом спустится в подземелья. И лично повидает «славного Скеаоса». Выдаст ему первые плоды его преступления.

Путь от лагеря до Андиаминских Высот Ахкеймиону запомнился как кошмарное видение. Но Момемн после захода солнца вообще таков – есть в нем что-то от ночного кошмара. Воздух был такой пахучий, что вонь ощущалась на вкус. Несколько раз в просветах между домами мелькал длинный каменный перст – видимо, башня Зиек, – а проходя мимо храмового комплекса Кмираль, он увидел перед собой огромные купола Ксотеи, выгнувшиеся на фоне неба, точно гигантские жирные животы. В остальное же время он плутал в хаосе переулков, застроенных старыми многоэтажными домами и прерываемых опустевшими рынками, каналами и храмами. При дневном свете Момемн представлял собой сложный, продуманный комплекс; ночью же он превращался в лабиринт.